Познакомьтесь – мы снова великие!
Помните дни, когда при обсуждениимеждународных отношений вопрос о недавно ставшей «демократической» Российской Федерации был кульминационным моментомв политическом, экономическом и военном смысле?
Если нет, посмотрите интервью, взятое Лесли Сталь в1992 году в программе «60 минут» у тогдашнего президента Бориса Ельцина, ороссийской демократии и будущем постсоветской страны.
Невнятная речь, непонятный теннисный матч, которыйЕльцин играл во время интервью, и приступ гнева, которым оно закончилось – всеслужило подтверждением расхожих представлений того времени о том, что СШАпобедили в холодной войне, а советская угроза навеки канула в прошлое.
Как же всё меняется со временем!
События последней недели довольно яснопродемонстрировали, что Россия вернула себе своё место среди великих державмира и не собирается с ним расставаться. Многие в качестве примеравозникновения новых держав указывали на подъём Китая и Индии, но последние двадесятилетия Россия постепенно прирастала мощью без той шумихи, с какой этопроисходило у других так называемых великих держав, которые должны были по идеесоставить конкуренцию США.
Притом, что рост российской мощи не должен вызыватьудивления, были стёрты все остававшиеся сомнения в том, что Путин справляется снынешним спором по вопросу о том, что делать с гражданской войной в Сирии и сприменением химического оружия.
Россия вновь воспользовалась своим правом вето вСовете Безопасности ООН, чтобы отбросить представление о наличии всеобщегоблагосклонного отношения к концепции «ответственность по защите»; на протяжениивсей гражданской войны продавала оружие сирийскому правительству; обеспечиланахождение президента Сирии Башара Асада у власти достаточно долгое время длятого, чтобы вопрос смены режима был снят с рассмотрения; а теперь помогаетспасти американского президента Барака Обаму от последствий его собственнойвнешнеполитической нерешительности.
Вдобавок ко всему изложенному, Россия вновьпообещала помочь Ирану в строительстве ядерных реакторов и направила своисобственные военно-морские силы в восточную часть Средиземного моря, чтобынапомнить западным странам, что эта проблема не является чисто дипломатической.
Если мы перенесёмся в начало 1990-х гг., то увидим,что экономика России находилась в абсолютно бедственном положении, в еёполитической системе буйным цветом цвела коррупция, а в российской армии царилполный хаос. Что-то из этого изменилось с первым избранием Владимира Путина в2008 году (так в тексте; прим. mixednews.ru), когда он прилагал энергичныеусилия по преодолению как внутренних реалий краха России, так и иностранныхстереотипов о российской слабости.
Незадолго до мировой рецессии 2008 года характернымдля аналитиков поведением было обсуждать, что экономический рост в Китаесоставляет где-то 10 процентов, а в Индии – около 8, но, кажется, мало ктозамечал, что в это же время российская экономика росла приблизительно на 6процентов в год.
Россия Путина заметно отличается от России началадевяностых и в первую очередь потому, что он вернул страну к авторитарномугосударству, где результаты выборов устанавливаются, оппозиционерыпреследуются, военные расходы растут, и существует отечественная экономическаяинфраструктура, которая зависит не только от иностранных инвестиций.
В лице России мир в последнее время видитгосударство, заинтересованное в том, чтобы напоминать американцам о том, чтоони – не единственные в мире, и не все в мире с ними соглашаются. В силу еёразмеров, потенциала её мощи, обнаружилась неспособность США совладать свозродившейся Россией.
Продажа ядерных технологий недружественным СШАстранам; блокировка через ООН гуманитарных интервенций в различных регионахмира; принятие внутри страны антигейских законов менее, чем за год доОлимпийских Игр; кардинальное усиление военного присутствия в Арктике; а теперьещё и хитрость, с которой на каждом шагу обставлялись американцы по вопросу оСирии – всё это говорит об одном: Россию в повседневных делах международнойполитики нужно воспринимать гораздо серьёзнее, и тот образ обанкротившегосясоветского государства – достояние прошлого.
И чем раньше это признает Запад, тем лучше.