Загадки Куликовской битвы

I605_2

Реконструкция битвы на Куликовском поле (Фото: Оксана Красникова/ТАСС)

Иногда мифы и легенды нужны еще и для того, чтобы люди лучше осознали и по-настоящему поверили в величие своей истории.

Хорошо известно, что Куликовская битва не была, конечно, окончательной победой Руси над монголо-татарами. Но воины многих княжеств, собравшиеся под боевой рукавицей князя московского Дмитрия Донского (это были воины из Пскова, Переяславля-Залесского, Новгорода, Брянска, Смоленска и других русских городов) сделали главное. Что? Об этом чуть позже.

Взаимная ненависть Мамая и князя Дмитрия Ивановича зрела не один год. Князь, ставший действительно великим дипломатом и воином, первым собирателем русских земель просто бесил Мамая, который в Золотой орде был высоким начальником. Он не был потомком Чингисхана, но был беклярбеком, ведавшим внешними делами и верховным судом. И еще темником, под началом которого было 10 000 воинов. Это, по сути, генерал.

8 сентября 1380 года Дмитрий и Мамай встретились в бою на знаменитом Куликовом поле у Дона.

Считалось по легендам, что на поле сошлись с двух сторон несколько сот тысяч воинов, но по последним исследованиям выходит, что противники вывели каждый по 10−12 тысяч, максимум — по 20 тысяч. Что, конечно, не делает битву менее значимой. Ведь по сути стоял вопрос о том, быть Дмитрию независимым великим князем Московским или нет. Известно, что Мамай выдал ярлык на великое княжение другому князю — Михаилу Александровичу Тверскому. Но Михаил не собирал земель русских, как Дмитрий. И потому Дмитрий бился за то, что создал своими руками.

Но в сражении этом есть несколько необычных, загадочных, по крайней мере для меня, моментов.

Пересвет и Челубей

Все бились отчаянно, но история сохранила для нас не так много имен. Первые среди них, конечно, — иноки Ослябя и Пересвет, и мамаев поединщик Челубей. Это интересные бойцы, кстати.

Челубей известен нам благодаря «Сказанию о Мамаевом побоище», созданном в XV века. Печенежский богатырь из воинства Мамая, он обладал прекрасной боевой выучкой. Кстати, в первых списках «Сказания» у него другое имя: Темир-Мирза или Темир-Мурза, а Челубей появляется применительно к нему позже, в одной из редакций «Сказания». Но зато по первому имени этого воина ясно, что он из высокого рода, потому что «мурза» — не просто приставка, а титул, название которого происходит от несколько искаженного персидского слова «принц».

Обсуждение его личности дошло до того, что в интернете бродит миф о том, что Челубей вообще учился у тибетских монахов мистическим приемам ведения боя. Но пусть это останется на совести авторов идеи.

Как бы то ни было, Челубей был поединщиком. То есть силен был в бою один на один, в зачине сражений. И раз Мамай выставил его на схватку перед битвой, значит воин высочайшего уровня. А Пересвет?

Александр Пересвет, конечно же, был иноком, но не только. Как и Родион Ослябя, он происходил из боярского рода и значит — военное дело знал. А Ослябя вообще был профессиональным военным и даже, возможно, командовал тысячей. Оба, по преданию, родом из Брянска.

И преподобный Сергий Радонежский не случайно послал к князю Дмитрию не просто монахов, а еще и бойцов.

Если верить сказаниям о побоище, Пересвет отлично понимал, кого выставили от Мамая на поединок. Есть несколько вариантов того, как он сражался с Пересветом. Но один очень любопытный.

Перед схваткой Александр Пересвет снял с себя кольчугу и остался в монашеском одеянии, в одной Великой схиме (эта монашеская накидка с изображением креста надевается поверх одежды).

И этот поступок говорит о нем как об опытном воине.

Дело в том, что Челубей на конные поединки выходил с копьем такой невероятной длины, что противник не успевал достать его своим обычным копьем.

Александр снял кольчугу для того, чтобы копьё Челубея, пройдя сквозь мягкие ткани тела на большой скорости, не успело вышибить его из седла и тогда он имел бы шанс достать Челубея. Так и произошло. Челубей был сражен на месте.

А смертельно раненый Пересвет смог доехать до русского войска, и умер там, выиграв поединок.

Зачем Дмитрий переоделся?

Вот еще одна тайна, если хотите, битвы у слияния Дона и Непрядвы. Легенда рассказывает, что перед сражением Дмитрий отдал свои княжеские доспехи рядовому воину, а сам встал в строй ратников. И что после битвы его не могли найти долго-долго, полагали, что князь погиб. Но потом нашли — в какой-то рощице, без сознания.

Для начала чуть поправим легенду: Дмитрий отдал золоченый княжеский панцырь, шлем, плащ и коня вовсе не простому воину, а боярину Михаилу Бренку. В «Сказании о Мамаевом побоище» об этом повествуется так: «Укрепив полки, снова вернулся под свое знамя черное, и сошел с коня, и на другого коня сел, и сбросил с себя одежду царскую, и в другую оделся. Прежнего же коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду на него воздел, ибо любил его сверх меры, и знамя свое черное повелел оруженосцу своему над Бренком держать. Под тем знаменем и убит был вместо великого князя».

Сам, надев обычные доспехи, сел на другого коня и занял место в большом полку, стоявшем по центру. Именно в большом полку, хотя перед ним был еще и передовой полк. Но передовой полк был пешим. А князь бился в конном строю рядом со своими дружинниками.

И вся эта история вызывает у меня массу вопросов. Первый: зачем князю было меняться с кем-то доспехами? Что за блажь?

Доспехи в те времена, как раньше в Риме и позже на полях наполеоновских сражений (униформа) были еще и знаками различия. Князя во время боя должен был видеть и отличать от других каждый, ибо это был командир. И своим поступком Дмитрий разом лишил войска своего присутствия.

А Бренк в доспехах князя своими действиями мог внести только сумятицу: на него оглядывались, ждали команд, а что он мог?

Он и погиб-то, наверное, потому, что его никто в бою не охранял как князя, ведь ближайшие соратники Дмитрия знали о подмене.

Второй вопрос: что за странное желание самого князя раствориться среди бойцов?

Да, Дмитрий этим показал, что он на этом поле — равный среди равных. И в ходе битвы ратники сражались, зная, что князь среди них, так сказать, плечом к плечу стоит.

Странная идея. Князь, повторю, руководитель войска. Пока он жив — битва идет под контролем.

Ну ладно, символически переоделся, люди видят подставного князя, воины Мамая — тоже, битва началась. И?

…И никто не описывает, как Дмитрий дрался. Где он был. Его просто потеряли в это свалке. И нашли в рощице неподалеку от места сражения. В «Сказании о Мамаевом побоище» это выглядит так: «Два же каких-то воина отклонились на правую сторону в дубраву, один именем Федор Сабур, а другой Григорий Холопищев, оба родом костромичи. Чуть отошли от места битвы — и набрели на великого князя, избитого и израненного всего и утомленного, лежал он в тени срубленного дерева березового»

Каковы были раны Дмитрия — не сказано. Но князь был в сознании, сам поднялся и сел на коня.

Так что не очень ясно собственно участие Дмитрия в битве.

Почему именно Дмитрий стал Донским

Итак, понятно, что собственно сражением командовал не Дмитрий. А кто? Мы знаем их имена. Практически все командующие полками названы в том же «Сказании о Мамаевом побоище». Но два воеводы, решившие исход схватки, стоят особняком. Это удельные князья Владимир Андреевич Серпуховский («Храбрый») — внук Ивана Калиты и Дмитрий Михайлович Боброк (Волынский).

Боброк вместе с князем Владимиром Серпуховским командовал Засадным полком. Именно он выбрал момент для удара полка, посеявшего панику среди ордынцев и обратившего их в бегство.

Но вернемся к князю Дмитрию и победе на поле Куликовом.

Итак, сражение окончено. Мамай развеян. Теперь нужен победитель. Кто? Воеводы? Но их вклад равен, а споры за победу могут привести к новым раздорам, что никому не на руку, ни Дмитрию ни самим воеводам, поскольку ясно, что впереди еще будет моменты, когда понадобится именно объединенное русское войско. А подставлять его сейчас под раскол — глупо, ведь собрать его удалось колоссальными усилиями, через уговоры и преодоление распрей.

Это, видимо, отчетливо понимал брат Дмитрия — князь Владимир Андреевич. Когда после сражения искали великого князя, он сказал: «Если пастух погиб — и овцы разбегутся. Для кого эта честь будет, кто победителем сейчас предстанет?»

И тогда-то, вероятно, и возникла идея: раз Дмитрий князей уговаривал объединиться, войско собирал — это огромная работа, огромная заслуга, ему и честь. К тому же, он был князем Московским, то есть, держал престол.

Это было политическое решение, но оно оказалось единственно верным. И так естественно в этом ключе, что огромные усилия Дмитрия по сбору войска, его решение пойти на Мамая и даже странное участие князя в собственно Куликовской битве было возведено в подвиг.

Татар гнали до реки Красивой Мечи, а это полсотни километров, «избив» их «бесчисленное множество».

Конечно, это не было полным поражением монголо-татар. Но подвиг Дмитрия и его воинов был в том, что после этой битвы потомки Чингисхана ни разу более не рискнули сойтись с Русью в генеральном сражении, хотя набеги их продолжались еще двести лет.

Дмитрий Донской развеял великую легенду о том, что монголы непобедимы, а значит, их можно и нужно быть, бить и бить до полного разгрома.

Что и сделали его потомки.