Опричина Ивана Грозного: что это было

I605_1

С точки зрения исторической репутации Ивану IV не позавидуешь. За ним прочно закрепилось прозвище Грозный с соответствующим зловещим оттенком. Правда, так же именовали и его деда — Ивана III, но только тот был Грозным в смысле непримиримости к врагам, то есть чужим. А вот в случае с внуком все иначе: он проявил свирепость, развязав репрессии против не кого-то вовне, а московского общества, что не подразумевало никаких оправданий. Кровавые события, именуемые опричниной, давно стали именем нарицательным, о них и по сей день не вспоминают без содрогания. Причины случившегося справедливо объясняются окончательным подрывом системы уделов и обновлением верхов, предпринятым по инициативе царя. В этом едино большинство историков, как и в том, что психическая неуравновешенность государя, граничащая с безумием, наложила трагичный отпечаток на эти процессы.

Однако источники позволяют дополнить устоявшиеся взгляды. Новация в следующем: в боярской верхушке в преддверии опричнины присутствовал заметный литовско-украинский сегмент. В качестве лидера эта элитная группировка рассматривала породненного с ними Ивана IV (Глинского). Полонизированные кадры связывали с ним не просто укрепление позиций в Московии, но и проведение кардинальных перемен в жизни государства. Безоговорочное собственное лидерство, создание нужной экономической модели, реформирование церкви — вот те конечные цели, которые планировалось продавить с помощью царского трона. В середине ХVI столетия казалось, что события медленно, но верно развиваются именно по такому сценарию. Не будет преувеличением сказать: Ивану IV готовилась миссия, которую во второй половине ХVII века осуществил уже представитель новой династии в лице Алексея Михайловича Романова. Однако Иван IV поступил иначе, с ненавистью обрушившись на тех, кто возлагал на него столько надежд.

Конфликт царя с литовско-украинским окружением нарастал с начала Ливонской войны. Как быстро выяснилось, эти кадры без энтузиазма включились в боевые действия, свидетельство чему — переходы на сторону противника, то есть в Польшу.

В литературе побег князя Андрея Курбского в июне 1564 года подают как событие, после которого государь вознамерился учредить опричнину. На самом деле данный побег скорее был последней каплей, поскольку до этого происходили не менее крупные измены. Так, Иван Бельский пытался бежать, для чего контактировал с властями Вильно и даже успел обзавестись королевской охранной грамотой. По той же причине был арестован двоюродный брат Ивана IV князь Василий Глинский. Царский родственник обладал военными сведениями, знал о разговорах в боярской думе: его предательство могло бы доставить немало проблем.

Череду побегов продолжил князь Дмитрий Вишневецкий: этому удалось добраться до короля, принявшего его как родного. Кстати, в случаях, когда побеги не удавались, за вельмож часто заступался не кто иной, как митрополит Макарий, просивший не наказывать их строго! По его кончине в 1563 году на заступничестве специализировался его преемник — митрополит Афанасий. После взятия Полоцка последний слишком рьяно хлопотал о литовских военнопленных, чем привел в негодование Ивана IV. Не трудно понять, что в подобной атмосфере эффективность боевых действий не могла быть высокой. На повестку дня в полный рост встала задача очищения власти от «верных слуг».

Старт был дан 3 декабря 1564 года, когда царь внезапно направился в село Коломенское под Москвой. Причем отъезд не напоминал прежние, поскольку государь взял с собой иконы и кресты, вместе с казною. Затем он проследовал в Александровскую слободу, прислав оттуда в адрес митрополита список, где указывались боярские измены и убытки, причиненные государству, начиная аж со времен его несовершеннолетия. Заметим, что царскую грамоту, а также обращение к купцам, мещанам доставили в столицу и огласили дьяки по фамилиям Поливанов, Михайлов и Васильев, а не кто-либо из литовско-украинских служивых. Спешно прибывшая в слободу столичная делегация пыталась урегулировать положение. В ответ Иван IV требовал покарать виновных, имения их отобрать в пользу государства, учредив особый удел — опричнину. Кроме того, обвинил церковь и лично митрополита Афанасия в покрывании предателей. Как пояснял государь, его обиды и гнев ни в коей мере не касаются народа. Несомненно, это означало полный разрыв с прежним окружением. В Москве царь не пожелал находиться в Кремле и приказал выстроить дворец, куда переселился в самом начале 1567 года. Хотя в последующие годы он нечасто наезжал в столицу, предпочитая Александровскую слободу или поездки по стране.

Фото: Иван Грозный принимает английских послов GLOBALLOOKPRESS.COM

Все эти события хорошо описаны в литературе: их традиционно квалифицируют как вероломство с изрядной долей умственного помешательства. Только в последние годы исследователи смогли осмыслить их иначе, не модернизируя средневековое сознание на современный лад. Это позволило понять, что людьми той эпохи действия Ивана IV ассоциировались со Страшным Судом. В контексте подобных представлений слово «опричники» означало не «кроме», как считалось ранее, а «избранные». Кстати, точно так переводили его иностранцы, рассказывавшие о Московии. Обратили внимание и на тот факт, что приказания о казнях давались царем главным образом во время пребывания в церкви. Ведь признание в грехах требуется не Всевышнему, которому и так все известно, а самому грешнику. Да и сами казни в подавляющем большинстве через утопление или расчленение также неслучайны: это отражало определенный религиозный смысл, связанный с исцеляющим свойством мук для грешников в преддверии Страшного Суда, что малопонятно современному человеку. Даже возведение Опричного дворца велось в соответствии с видениями пророка Иезикиля о строительстве Божьего храма, изложенными в Ветхом Завете.

Эсхатологический гнев Ивана Грозного обратился не просто на боярскую аристократию, а в первую очередь на представителей литовско-украинского происхождения. Ведь те не прекращали плести интриг, поддерживая связи с командующим польскими войсками Полубенским. Были также перехвачены письма польского короля Сигизмунда III к видным боярам — выходцам из Литвы и Украины — с предложением схватить царя в ходе поездки по прифронтовой полосе и доставить в Польшу. Это сильно потрясло Ивана Грозного, чью реакцию на подобное и без эсхатологической окраски понять несложно. Тем не менее литература нас уверяет, что основной опричный удар пришелся по владимиро-суздальским родовым гнездам. Однако, на наш взгляд, говорить о целенаправленном сокрушении указанного сегмента знати неправомерно. Зато вот в отношении литовско-украинского боярства, особенно на фоне его поведения на войне, такая оценка более справедлива и логична.

Романовский официоз предпочитал не углубляться в подобные детали, ограничиваясь общими рассуждениями о насилии против «своих», включая полонизированные кадры.

Действительно, они тоже владели землями и вотчинами, раскинутыми по всей территории страны. При поверхностном взгляде кажется, что речь идет об уже ассимилированных людях, попавших под репрессивный каток. Вместе с тем более внимательный просмотр данных о жертвах обнаруживает избирательность репрессий. Возьмем репрезентативную выборку синодиков опальных, опубликованную советским историком с дореволюционным стажем Веселовским. Из нее следует, что около 30–40% репрессированных относятся к Новгороду и Пскову. Из оставшихся почти половина, то есть еще треть, — литовско-украинские выходцы и их слуги. К примеру, Горенский (ветвь Оболенских), пойманный при бегстве в Литву и казненный вместе с 50 приближенными. Далее — Друцкой, Заряжский, Желнинский, Дубровский, Дашков из смоленской шляхты и т.д. Примерно такая же картина складывается по прочтении известной «Истории о великом князе Московском» А. Курбского. Автор перечисляет убиенных, которые по родословной зачастую оказывались из тех же краев. Как некая польского происхождения Мария с пятью сыновьями, благородный Пётр Оболенский, Пётр Щентяев из князей литовских, Братья Одоевские, Михаил Воротынский из рода Михаила Черниговского, разнообразные потомки Ягайло, каких-то австрийский князей. Немало родственников подобной публики отправлено в ссылку, причем в восточные районы страны, в Поволжье.

Опричнина знаменовала не только устранение названной публики, но и приток во власть новых лиц. С этой целью действовала комиссия, которая рассматривала кандидатуры, вела расспросы о родстве, друзьях, покровителях. Условие карьерного продвижения — отсутствие каких-либо связей с опальными. По результатам отбора выдвинуто около шести тысяч человек, занявших различные посты; среди них практически отсутствуют полонизированные лица. На государственную арену выходят Юсуповы, причем им даже не пришлось переходить из ислама в христианство. Возвышаются далекие от литовско-украинской «обоймы» Годуновы, Щелкаловы, Клешнены, Вылузгины, Хворостинины и др.

Число жертв опричнины, чьи имена известны, — около четырех тысяч человек. Если учесть неполноту этого списка, то количество доводят до десяти тысяч. А это означает, что размах гонений в Московии заметно уступал европейским. Во Франции одна Варфоломеевская ночь августа 1572 года унесла около двух тысяч жизней, а общее число пострадавших на порядки превышало опричные жертвы. Это неудивительно, ведь европейские религиозные войны втянули значительную часть населения. У нас же удар изначально нацеливался на вымывание, прежде всего, полонизированных литовско-украинских кадров, сконцентрированных в элитах; в народных низах того времени их просто не существовало.

Отсюда ограниченность опричнины, затронувшей лишь правящие слои. Хотя впоследствии романовские ученые трубили о тотальном насилии и повальных жертвах среди населения, напрочь забывая, что сам народ сохранил об Иване Грозном самую светлую память как о справедливом царе. Если бы тот пускал под нож массы простых людей, то, очевидно, воспоминания о нем были бы иными. Что же касается действительно массового террора, по масштабам соизмеримого с европейским, то это относится не к опричнине, а ко второй половине ХVII века, о чем еще будет сказано. Его непосредственными организаторами будут как раз украинско-литовские «братья», включая потомков тех, кто пострадал при Иване Грозном.

========================================================================

Рекомендуем:

История древней Руси перед эпохой «Викинга»

Почему Екатерину II ненавидят на Украине? Александр Пыжиков

Грани русского раскола. Тайная роль старообрядчества от 17 века до 17 года, Пыжиков А.В.

========================================================================