Есть такая профессия — мечтатели. Как они должны работать
Все они на первый взгляд находятся в плоскостях разных, но на самом деле неразрывно связанных друг с другом.
Давайте отследим события.
Во-первых, президент поручил правительству заняться кинематографическим образованием: «Проработать совместно с представителями киноиндустрии и образовательных организаций вопрос о развитии образования в сфере кинематографии в целях подготовки высококвалифицированных профессиональных кадров, отвечающих современным требованиям». Вероятно, начальника страны начало беспокоить то, что выползает наружу из кинематографических вузов после обучения, — глаза красные, носы в белом порошке, а фильмов нормальных чуть.
Во-вторых, тот же самый Путин на совещании в Сочи объявил звёздам творческой элиты о смене правил работы государства с кинематографом.
В-третьих, в Перми с места директора Музея современного искусства попёрли товарища Гельмана.
В-четвертых, люди решили снять фильм о 28 героях-панфиловцах, попросили у граждан 300 тыс. рублей на начало съёмок — и для начала один только контингент Тупичка Д.Ю. Пучкова набрал им миллион за пару дней.
В-пятых, идёт активное обсуждение содержания будущего единого учебника по истории.
В рядах всеми нами любимых либералов, правозащитников, западников и демократических журналистов царит предсказуемая и греющая сердце патриота истерика.
Теперь давайте осмыслим полученную картину.
Для того чтобы понять, что всё это значит, позвольте мне сначала продемонстрировать вам краткий сеанс злорадства в исполнении демократического журналиста Владимира Познера по случаю результатов очередного опроса ВЦИОМ.
«В связи с Днём России, который имел место быть в прошлую среду, ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения) провёл опрос среди россиян на тему, чем и кем гордятся они, имея в виду последние 10–15 лет. Если говорить в целом, то получается, что чуть более 60% опрошенных вообще не находят, чем гордиться. Чуть более 40% говорят «ничего вообще нет», а порядка 19 с небольшим процентов говорят, что они затрудняются ответить на этот вопрос.
Что касается положительных ответов, то наибольшее количество не среди людей, а среди предметов, что ли, или событий получили ещё не состоявшиеся зимние Олимпийские игры в Сочи. А среди людей — президентПутин, 9% назвали его предметом гордости.
Вообще цифры, надо сказать, не то, чтобы очень мощные, и не дающие повода для оптимизма.
…
В общем, я решил воспользоваться сегодняшней программой, чтобы высказаться по этому поводу. И конечно, напомнить всем старую римскую пословицу: «Vox populi vox Dei», «Глас народный — глас Божий».
Удачи вам.
Трудно не заметить в выданном журналистом тексте некоторого торжества — «смотрите, даже народ говорит, что ему нечем гордиться! А голос народа — голос Божий!»
Есть только один нюанс: а кто создаёт для опрашиваемого народа информационное поле? Кто сообщает народу о том, есть у него, чем гордиться или нет? Уж не Владимир ли Владимирович Познер?
А кто у нас снимает историческое кино, которое рассказывает народу историю этого самого народа, а следовательно, сообщает народу о том, кто он такой?
А не из учебников ли истории черпают свои представления об истории зрители и творцы?
А кто у нас отвечает за представления народа о прекрасном? Случайно не люди искусства? А кто этих людей находит и предъявляет их творения народу — не работники ли музеев, галеристы и коллекционеры?
То, что происходит, — это попытка отобрать у маленькой, но сплочённой кучки людей монополию на создание культурного пространства, которое является точно такой же реальностью, как дома, дороги и заборы, и на которое точно так же распространяется закон «разбитых окон».
Проще говоря, расписанную нехорошими словами, испачканную и замусоренную Родину куда труднее обустраивать и намного легче предать и бросить. В такой Родине намного легче воровать и пилить, чем честно жить и работать. В ней намного труднее завести семью и детей, нежели спиться. И так далее.
Но дело не только в законе разбитого стекла. Все ещё глубже.
Человек — часть мира, а мир — часть человека. Помните, у Льва Николаевича Толстого в «Войне и мире» был замечательный момент, когда осознание своего единства с миром просыпается у Пьера?
«Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И ещё дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И всё это моё, и всё это во мне, и всё это я! — думал Пьер. — И всё это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошёл укладываться спать к своим товарищам».
Что делает нас такими, каковы мы есть? То, с чем мы связаны. С чем наша связь наиболее прочна? С тем, что мы изменили или создали. Это круговорот творения, в котором мы преображаем мир, а мир преображает нас. Наши отношения создают нас, формируют, заставляют расти, меняться, взрослеть, приобретать совершенно новые, ранее небывалые у человека качества.
Эрнесто Гевара, известный как Че, говорил: «Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства».
Человек, строго говоря, — это звук, производимый струнами, натянутыми между его сознанием и внешним миром. Каждая струна тянется к чему-то, с чем наша душа связана, и чем больше этих связей, тем сложнее и насыщеннее музыка. То есть человек. Чем прочнее эти связи, тем мощнее аккорд мы способны выдать во Вселенную, заставляя мир повторять нас как эхо.
Всё это происходит только в том случае, если нас настроить. Но как это сделать? Если мы являемся отражением мира, а мир — нашим отражением, то мы находимся в замкнутом круге, из которого не выйти. Бытие определяет сознание, сознание контролирует и меняет бытие, и так по кругу.
Мы обречены вечно воспроизводить своей жизнью всё тот же обгаженный и разрисованный забор, возле которого выросли. Были бы обречены, вернее, — если бы не умели мечтать. Мечтать о другом, лучшем мире, других, более совершенных нас, да хотя бы о более чистом и аккуратном заборе. Умение мечтать вырывает нас из вышеописанного круговорота обречённости. Мечта приходит к нам из мира идеалов — наших представлений о том, как всё должно быть, из наших представлений о сути вещей — о том, что такое мир, что такое забор, что такое мы, что есть человек.
Так вот: для народа мечты создают специальные люди, которых народ освобождает от тяжёлого физического труда, позволяет им немного оторваться от рутины и быта, забраться в башенки из слоновой кости с одной только целью — чтобы они создавали для нас настоящие качественные мечты, для того чтобы они постигали разницу между добром и злом, уродством и красотой, истиной и ложью — и доносили до народа, одновременно вселяя в народ веру и надежду. Чтобы у народа хватило физических и духовных сил для того, чтобы преодолеть увиденное расстояние между тем, как есть, и тем, как должно быть.
Наше общество слишком долго полагалось на чужие представления обо всём этом. Мы слишком долго пытались мечтать чужими мечтами. Мы пытались смотреть на себя чужими недобрыми к нам глазами. И мы наконец-то поняли, что от этого мы просто вымрем как мамонты.
То, что должно произойти сейчас, — это возврат к себе.
Ну и ещё — возврат нашей творческой интеллигенции к нам и к своим прямым обязанностям.