Огненный сорок первый. Август

I605_1

Москва в дни Великой Отечественной войны. Боец ПВО ведет наблюдение с крыши дома на улице Горького (Фото: Наум Грановский /Фотохроника ТАСС)

В столичных кинотеатрах демонстрировались не только патриотические фильмы, но и развлекательные. И это логично — людям нужна была психологическая разрядка, возможность хотя бы ненадолго забыть о войне — ее тяготах и ужасах. И желающих немного отвлечься и чуть разлечься было намного больше, чем билетов…

В августе сорок первого на экраны вышла, представьте себе, музыкальная комедия, снятая на «Ленфильме» — «Антон Иванович сердится». Картина была насыщена любовными перипетиями и смешными коллизиями. В ней сыграла дебютантка, юная Людмила Целиковская. Ее партнером стал уже известный Павел Кадочников.

Поэтесса Ольга Берггольц позже вспоминала, что афиши этого фильма расклеили в Ленинграде еще до войны. «И тот, кто шел по Невскому, сколько бы раз ни поднимал глаза, всегда видел эти афиши, которые, по мере того как развертывалась война, штурм, блокада и бедствие города, превращались в некое предупреждение, напоминающее громкий упрек: „А ведь Антон Иванович сердится!“ И в представлении нашем возник какой-то реальный, живой человек, очень добрый, не все понимающий, ужасно желающий людям счастья и по-доброму, с болью сердившийся на людей за все те ненужные, нелепые и страшные страдания, которым они себя зачем-то подвергли».

В научном архиве Института российской истории Российской Академии наук хранятся записки врача «Скорой помощи» Александра Дрейцера, работавшего в поликлинике Наркомздрава. Они составлены в виде кратких дневниковых заметок по дням дежурств, начиная с 3 августа 1941-го по 4 декабря 1943 года. Записки предваряются небольшим вступлением:

«Работая выездным врачом на станции «Скорой помощи», выезжая днем и ночью на «несчастные случаи», заглядываешь глубже в жизнь Москвы и москвичей.

С начала войны работники «Скорой» одни из первых оказывали помощь пострадавшим от фашистских бомбежек. Через несколько минут, а иногда секунд, после сигнала об аварии, машина «Скорой» со своим экипажем уже мчалась или медленно пробиралась во мраке ночи с потушенными фарами. Но искусство шофера, которому свет трассирующих пуль или разрывы снарядов освещали на мгновение путь, всегда доставляло нас к месту, где нужна была наша помощь…

Мы в среднем за сутки выезжали 12−14 раз. Ежедневно мы видели много случаев проявления героизма обычных русских людей. Так, красноармейцы и офицеры, как правило, игнорировали ушибы, ранения и шли в свою часть. «Не время сейчас болеть», — говорили они. Рабочие и работницы отказывались от госпитализации и, ограничиваясь перевязкой, порошком или каплями, шли к своим станкам. Редко приходилось слышать жалобы на лишения, ограничения, отсутствие отопления, освещения и пр. Русский народ понимает, что такое Отечественная война, и героизм его является естественным…

Исторические события записывал я только в дни своих дежурств, а потому они могли опаздывать на несколько дней в моих записках».

«С 9-ти часов ВТ (воздушная тревога — В.Б.), — записал 8 августа Дрейцер. — В одиннадцать вызов в метро «Сокол». Внизу в четыре ряда на полу лежат люди, больше женщины и дети. Лежат они в определенном порядке. Каждая семья имеет свой участок. Стелят газеты, потом одеяла и подушки. Дети спят, а взрослые развлекаются по-разному: пьют чай, даже с вареньем, ходят друг к другу в гости, тихо беседуют, играют в домино. Несколько пар шахматистов, окруженных болельщиками. Многие читают книгу, вяжут, штопают чулки, чинят белье — словом, устроились прочно, надолго. Места постоянные, забронированные. По обе стороны туннеля стоят поезда, где на диванах спят маленькие дети.

В медкомнате — роженица. На носилках уносим ее и везем в роддом. В больнице спокойно, деловито переносят рожениц и новорожденных в бомбоубежище. Организованность переноски успокаивающе действует на рожениц. Нет истерик, нет криков».

Лаконичный, но красноречивый факт: в 1941 году в московском метро появилось на свет 217 младенцев!

Переводчик Николай Любимов в книге воспоминаний «Неувядаемый цвет» писал, что все лето сорок первого Борис Пастернак неукоснительно дежурил, когда ему это полагалось по расписанию, на крыше писательского дома в Лаврушинском переулке, «меж тем как пламенный советский патриот Асеев, откликавшийся в газетах едва ли не на каждую годовщину Красной Армии лефовско-барабанной дробью: „Сияй, пунцовая, Пятиконцовая, Красноармейская звезда!“ — мигом выкатился из Москвы, едва лишь загрохотали первые гитлеровские орудия. Вдогонку он получил двустишие: „Внимая ужасам войны, Асеев наложил в штаны“. Ну а Луговской, Кирсанов и другие поэты, перед войной призывавшие в своих стихах держать порох сухим, нанимали вместо себя дежурить кого-либо из простонародья…»

Самым известным героем битвы за московское небо стал Виктор Талалихин. Ночью 6-го августа 41-го года на высоте 4800 метров он атаковал немецкий бомбардировщик, но тот открыл ответный огонь и ранил нашего летчика в руку. Когда у Талалихина кончились боеприпасы, он принял решение идти на таран. Подойдя вплотную к хвосту «хейнкеля», он винтом нанес по нему удар, и бомбардировщик, потеряв управление, рухнул вниз.

В тот же день радио разнесло весть о подвиге Талалихина. Газеты опубликовали его портрет и Указ Президиума ВС СССР о присвоении отважному летчику звания Героя Советского Союза. Всего в небе над советской столицей было совершено 20 таранов. Героями стали все пилоты, кроме одного человека, который совершил ночной таран на неделю раньше Талалихина. Это был летчик Петр Еремеев, который вообще не получил никакой награды, хотя хвост сбитого им бомбардировщика был выставлен на Манежной площади возле Кремля.

16 августа Алексей Толстой опубликовал в «Красной звезде» очерк «Таран», в котором напомнил о первом таране русского летчика Петра Нестерова, сравнив его с геройскими поступками Еремеева и Талалихина. Однако, ни статья Толстого, ни другие выступления в центральных газетах не смогли убедить командование ВВС, что летчик должен быть награжден. Более того, его даже хотели наказать за разбитую материальную часть!

Но это был не предел волоките и несуразностям. Когда, наконец, командир корпуса представил Еремеева к ордену Ленина, в вышестоящем штабе потребовали доказательства — документы и оружие со сбитого им бомбардировщика. Но к этому времени пилота уже не было в живых. Он, как и Талалихин, погиб в неравном бою. Только на три недели раньше — 2 октября 1941 года. Звание Героя Советского Союза Еремееву присвоили посмертно лишь в 1995 году…

Газеты сообщали, что на стадионе ЦДКА в Сокольниках состоялся розыгрыш первенства Москвы по легкой атлетике, в котором приняло участие более двухсот спортсменов. Командное первенство завоевали в первой группе — легкоатлеты «Динамо», во второй — «Пищевик», в третьей — «Нефтяник».

В последний день лета на стадионе «Динамо» состоялся финальный футбольный матч на Кубок Москвы. Команда «Динамо» выиграла у команды завода имени Фрунзе со счетом 8:0.

…Можно долго быть оптимистом. Но постоянно — трудно. Тем более, если впереди — полная неизвестность. Самое привычное и печальное слово в сводках «оставили». Каждый день — Старую Руссу, Днепропетровск, Смоленск, Кировоград, Новгород, Великие Луки…

7 августа выходит постановление исполкома Моссовета о временном изъятии мотоциклов у государственных учреждений и отдельных граждан. Указывалась причина — «для усиления технической оснащенности пожарных команд».

Вернули ли после войны мотоциклы их владельцам? Кому-то вернули, кому-то нет. Так же, как и автомобили, изъятые «временно».

Спустя несколько дней вышло новое постановление. Очень житейское, бытовое, словно и нет войны — о реконструкции проезжей части улицы Горького. Ворочать асфальт собирались от площади Пушкина до площади Маяковского. Кроме того, было решено передвинуть четырехэтажное здание весом в 16 тысяч тонн с улицы Горького в глубь Брюсовского переулка на расстояние 49,3 метра с одновременной заменой в нем голландских печей на центральное отопление.

Многие москвичи воспрянули — ну, не для немцев же затеяли этот ремонт! Однако другие насупились — не иначе, как измена. Столько неотложных дел, а тут такие странные идеи…

«Вечерняя Москва» сообщила о начале еженедельных трансляций по столичному радио концертных программ из Большого театра. Первая передача началась прологом из оперы Глинки «Иван Сусанин». В концерте звучали отрывки из опер «Князь Игорь», «Руслан и Людмила», «Садко», «Чародейка», «Пиковая дама», «Евгений Онегин». Чудесная музыка и блистательный вокал виртуозов Большого могли хотя бы ненадолго отвлечь от грустных мыслей.

«Днем спокойно, — записывает в дневнике 15 августа писатель Аркадий Первенцев. — Но принесены плохие известия: нашими войсками оставлены Кировоград и Первомайск. Противник вгрызается в луку Днепра и подходит к Днепропетровску, Днепродзержинску, Днепрогэсу, Запорожью. Пора подниматься костям затопленной Запорожской Сечи. „Пепел Клааса стучит в моем сердце“. Горит родная земля моих предков — Украина. Делается страшное, невиданное из всех историй моей Родины. Иноземец врывается в сердце России. После этого прошло более столетия. Тень Наполеона кажется бледным призраком, удавленником в сравнении с мрачной тенью Гитлера».

Почти каждый день газеты пишут о людях, что-то нарушивших, не справившихся со своими обязанностями. Часто фигурирует словосочетание «преступная халатность». Это пахнет расстрелом. Впрочем, когда газета вышла, приговор уже приведен в исполнение. Некогда, много забот…

«Правда» лаконично и сурово сообщает, что «За преступную халатность по противопожарной охране склада, за отсутствие дежурных пожарной охраны на складах базы автотехснабжения треста „Мосавтотехснаб“ директор базы Якушев, заведующий складом Ильин, зам. директора базы Блюмберг и ответственный дежурный по базе Кастерин арестованы и преданы суду военного трибунала».

Но и воров, грабителей и прочей криминальной публики в Москве развелось предостаточно. Один из них — человек с «героической» фамилией Матросов. Впрочем, его тезка еще не закрыл вражескую амбразуру…

Так вот, этот Матросов, воспользовавшись тем, что жители дома 29 по Большой Черкизовской улице находились в бомбоубежище, взломал окно и проник в квартиру № 4. Разбив дверь шкафа, вор надел на себя костюм и ботинки, приготовился вынести другие вещи. Но тут его схватили…

Постоянная тема разговоров — о диверсантах. То одного поймали, то другого. Шпиономания? Возможно, но лишь отчасти. Диверсанты действительно забрасывались в Москву в немалом количестве. Вот несколько подтверждений.

«В течение нескольких часов возле проходной будки одного из заводов вертелась неизвестная женщина, — писала «Правда»: «Она то уходила, то приходила. Выбрав удобный момент, неизвестная сфотографировала заводские корпуса и отдельные строения. Но «фотограф» ошибся, когда думал, что за ним никто не наблюдает. Не успела шпионка Н. спрятать свой аппарат, как ее на месте преступления задержали рабочие…»

Врач Дрейцер записал историю, которую поведал коллега, старый артист. Он заметил человека, который шагами отмеривал расстояние от подстанции метро до углов улиц. И так несколько раз. Артист задержал его с помощью милиции и привел в комендатуру. Тот оказался шпионом.

Другой случай — почти невероятный. В верхнем этаже дома на Моховой улице жила глухая и подслеповатая старушка лет семидесяти пяти. Она никак не могла усвоить правила светомаскировки. Ни управдом, ни милиция не могли с ней сладить. Однажды вечером во время воздушной тревоги в ее окне снова появился свет. Проходящий мимо патрульный выстрелил, и шальная пуля попала в голову старушки.

Вошли в квартиру, вызвали врачей. Но помочь уже ничем нельзя — женщина сражена наповал. В приемном покое труп раздели, и увидели, что это был… мужчина лет сорока.

Легенда? Быль?

Косвенный намек на подозрительных людей, наводнивших Москву, есть и в дневнике историка Петра Миллера. Он замечает, что «нет московского населения, все какие-то бабы колхозного типа, много алкоголических людей среднего возраста… Трамваи довольно свободные, отчаянно громыхают, визжат, воют, а вечерами дают такие световые эффекты, что лучше всякого сигнала отчетливо означают трамвайные пути. Что это? Расхлябанность или выполнение чьих-то указаний? Ни налета, ни тревоги ночью в Москве не было».

Немцы, тем временем, готовят генеральное наступление на Москву. Но жизнь в городе течет, как обычно. В конце августа газеты запестрели объявлениями об очередном приеме студентов в вузы. Интересно, много ли нашлось желающих стать студентами в прифронтовой столице?