Новый русский

Фермер Джон Кописки стал вторым после разведчика Кима Филби англичанином, получившим российское гражданство. И чуть ли не первым — принявшим православие. 

«Когда в 1997-м я получал вид на жительство, в ОВИРе был смешной разговор, — вспоминает Джон. — Два сотрудника ФСБ пытали Нину, мою русскую жену: «Почему он хочет наше гражданство?» Они по-доброму ко мне отнеслись и стали отговаривать: «Вы знаете, что у нас тут криминал?» «Да, — ответил я, — но у меня самая большая крыша в мире». «Кто это?!» — удивились они. «Господь Бог», — сказал я.

В своей прошлой жизни Джон был успешным бизнесменом, занимался металлургией. Он подолгу жил в Индии, Банг­ладеш, Пакистане, Турции, Иране, Афганистане, ЮАР. «Но когда вернулся в Англию, то не смог там жить, — говорит Джон с сильным акцентом. — Мне не нравилось там всё: политика, отношения между людьми. Мне показалось, что там нет понятия родины, семья не так важна. Они там думают, что у них есть свобода. Нет у них свободы». 

Первый раз в России Джон оказался в декабре 1991 г., когда страна переживала серьёзные трудности. В магазинах — пустые прилавки, бандитский беспредел, развал всего и вся. Но это не испугало англичанина. Пробыв в России всего три дня, он почувствовал, что вернулся домой. «Как объяснить любовь? — Джон задумывается над вопросом, за что он любит Россию. — Это сложно объяснить. Но мне понравилось у вас всё: как люди одеты, как общаются между собой. Когда я сюда переезжал, все мои английские родственники решили, что я с ума сошёл. «Дурак», — говорили они». 

Оставив первой семье деньги и дом, мистер Кописки отправился в неизвестность. Первое время он продолжал заниматься привычным бизнесом, пока случайно в баре не познакомился с русской девушкой Ниной Кузьмичёвой, в которую влюбился с первого взгляда. «Англо­саксы — они авантюристы, — говорит с улыбкой Нина про своего супруга. — Недаром они весь мир завоевали, они вообще ничего не боятся».

Поженившись, супруги всерьёз занялись фермерством. Хоть и строили ферму на месте развалившегося советского колхоза, пришлось всё начинать с нуля. Бывшие колхозники оказались неприспособленными к жёсткой дисциплине. За прогулы и пьянство Джон выгнал часть сотрудников и набрал новых из соседней деревни. Сегодня семейное предприятие Кописки «Рождество» — образцовое. Оно производит в месяц до 40 тонн молока, 5-6 тонн вкуснейшего сыра («По русской технологии», — подчёркивает Джон). Их молочное стадо крупнейшее во Владимирской области — 3600 голов. Поэтому неудивительно, что Кописки в местных палестинах — большая знаменитость. Едва я вышел из электрички на станции Петушки (той самой, воспетой Веничкой Ерофеевым) и направился к местному таксисту, как услышал вопрос: «К Джону, что ли? — сразу догадался водитель Саша. — 250 рублей. Подешевело. Раньше за 300 возил, потому что туда дороги не было. Пару раз по пути к нему машину топил. А в этом году дорогу новую провели. Красота!»

Владения Джона (всё это красиво называется «агрокультурный туристический комплекс «Богдарня») очень похожи на загородную помещичью усадьбу — с большой территорией и огромным домом с колоннами. «Барский дом» оказался гостиницей, в которой полно постояльцев даже в межсезонье, так как супруги Кописки занялись ко всему прочему модным в Европе агротуризмом. Хозяин с добрыми глазами и классической бородой, как у Санта-Клауса, встречает меня в холле гостиницы широкой улыбкой. «Когда я сюда только приехал, то был как робот. Я был капиталистический робот: спал 3-4 часа, а всё остальное время работал. Сейчас я русский робот», — смеясь, вспоминает Джон. — Мне уже 65, а когда приехал, было 42 года. Самым сложным оказался язык. Первые три года я думал: а зачем мне вообще учить другой язык, если я говорю по-английски? Но потом понял, насколько богат русский, сколько там нюансов. Очень романтический язык!» — «И как вы его учили?» — «Много спорил с тёщей», — смеётся Джон. Рассказывая про свои будни, мистер Кописки вздыхает и обильно сыплет статистикой и цифрами, доказывающими, как нелегко заниматься фермерством в России. Главная проблема, по его словам, в отсутствии долгосрочных сельхозсубсидий под нормальные проценты. «5-10 лет — это очень маленький срок, а на бóльший срок никто кредиты не даёт. У нас надои такие же, как в Германии. Но в себестоимости нашего молока 35% — это кредит. Так что всё это очень сложно». «В Англии, — говорю ему я, — наверняка проще».

«Везде непросто, — задумывается он. — Несколько раз я хотел всё бросить и уехать в Англию… Я был там на прошлой неделе. Обратно должен был прилететь через 5 дней. Но уже через 2 дня не выдержал, поменял билет и вернулся домой. Я не могу там долго находиться, потому что здесь у меня дом, дети. Мой старший сын, которому 22 года, как-то мне сказал: «Папа, я устал от России. Надоели коррупция, плохая погода и т. д».

Я ему ответил: «Сынок, не любишь Россию — езжай в Англию». Он прожил там 2,5 года и теперь говорит: «Пусть лучше в армию, в Сибирь, но хочу обратно в Россию». Конечно, здесь у нас полно проблем. И стрессы случаются. Но мы хотим, чтобы наши дети не забывали свои корни и знали свою культуру.

У меня есть русский племянник, который несколько лет назад здесь у нас отдыхал. В конце он мне сказал: «Дядя Джон, я так рад, что у вас побывал. Я думал, что так круто отдохнуть можно только за границей». Это какой же имидж у нашей страны?! Если я правильно понял, даже до перестройки у вас внутри страны была пропаганда, направленная против самих себя. Не столько Запад, сколько вы сами говорили о своей стране много плохого. Если бы я был президентом, то вообще бы закрыл границы. Пусть люди здесь и живут, и отдыхают, и тратят деньги».

Закон жизни 

Слушаю Джона и не понимаю, откуда у него, родившегося в Англии, столько искренней любви к России. Ну не может же англичанин, пусть и за 23 года, так обрусеть! Наверняка сохранил какие-то английские привычки. «Я люблю порядок… — говорит он и призывает супругу. — Нина Валерьевна, не могу ответить: какие у меня английские привычки?»

«Он до сих пор ведёт себя как человек высшей расы, — включается в разговор супруга фермера (и я улавливаю в её голосе тонкую иронию). — Сидит тут, понимаешь, в своём пробковом шлеме, всё контролирует. А вокруг копошатся какие-то аборигены и бандерлоги, которые не должны иметь своего мнения. Их удел — безмолвно внимать и стричь газон. В общем, тяжкое это бремя — белого человека». 

«У меня очень простая философия, — говорит фермер. — Можно сказать, это мой закон жизни — работай правильно и честно и верь в то, что всё будет хорошо. И ещё наша цель — сделать так, чтобы не гастарбайтеры, а русский народ работал на своей земле. Гастарбайтеры рано или поздно уедут домой. А нам здесь жить».