Какими глазами Средняя Азия смотрит на Россию?

С какими образами ассоциируется политика Москвы в ЦА? Что является стержнем этих отношений: трудовая миграция, многомиллионные кредиты или «российский зонтик» безопасности?

Попробуем дать ответы на эти вопросы, отталкиваясь от тезиса о том, что по мере дальнейшего ослабления экономических, политических и социальных связей, сохранявшихся еще со времен существования СССР, меняется и отношение к России в регионе, его начинают определять принципиально иные мотивы и устремления, чем это было еще 10-12 лет назад.

Образы России в общественном восприятии

Безусловно, есть некий обобщенный взгляд со стороны, который формирует «универсальный образ» России вне зависимости от специфики страны.

Например, в большинстве государств региона не только элиты, но и значительная часть простых граждан оценивают политику Москвы как один из главных «ресурсных источников». Прежде всего, российскую политику рассматривают с точки зрения экономической помощи: начиная с предоставления кредитов и заканчивая сотрудничеством в рамках интеграционных проектов – Таможенного союза (ТС) и Единого экономического пространства (ЕЭП).

Но эти механизмы притяжения уже не кажутся достаточно прочными. В настоящий момент у стран региона есть возможность выбора, поскольку источником подобной поддержки может выступать не только Россия, но и Пекин, Вашингтон или Брюссель. И далеко не всегда те условия, которые предлагает российская сторона, выглядят более выгодными, чем предложения внерегиональных игроков.

В то же время, Казахстан и Туркмения, обладая значительными запасами углеводородных ресурсов, могут выстраивать намного более самостоятельную политику, чем в 1990-е годы.

Согласно «Докладу о международной миграции 2012», который подготовили эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), численность временных трудовых мигрантов в России вдвое больше, чем в США.

Россия зачастую воспринимается как страна, где мигранты из Центральной Азии находят работу и получают возможность обеспечивать свои семьи. Согласно «Докладу о международной миграции 2012», который подготовили эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), численность временных трудовых мигрантов в России вдвое больше, чем в США. При этом за последние восемь лет чаще других на работу в Россию приезжали киргизы, узбеки и таджики.

На заработках за рубежом находятся около одного миллиона граждан Таджикистана, причем 97% из них работают в Российской Федерации  По данным Международной организации труда, которые приводит «Deutsche Welle», три четверти таджикских мигрантов работают в строительстве, более 100 тысяч – в промышленности и сельском хозяйстве, около 70 тысяч – в сфере торговли и почти столько же в жилищно-коммунальном хозяйстве.

О степени зависимости стран Центральной Азии от денежных переводов трудовых мигрантов свидетельствует исследование Всемирного банка, опубликованное в ноябре 2012 года. Первое место в мире по этому показателю занимает Таджикистан, 

47% ВВП которого формируется за счет переводов из России.

В тоже время, 44% россиян считают основной причиной роста национализма «вызывающее поведение национальных меньшинств».

Негативная информация подобного рода не только влияет на настроение самих мигрантов – у них зачастую нет выбора.

Безусловно, отношение к России в Казахстане, Киргизии и Таджикистане более позитивно, чем в других странах региона. По данным исследования «интеграционный барометр», проведенного Евразийским банком развития, согласно всем опросам общественного мнения, уровень поддержки проектов, направленных на расширение сотрудничества с Москвой (прежде всего, в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства) достигает в Казахстане 80%, в Таджикистане – 76%, а в Киргизии – 67%. Показательно, что и в Узбекистане значительная часть населения поддерживает интеграционные проекты с Россией (67%), однако эти показатели расходятся с официальным курсом, реализуемым политической элитой этой республики.

Для населения Киргизии и Таджикистана ориентация на Россию продиктована причинами прагматического характера. Большая часть опрошенных киргизов и таджиков получила образование еще в советское время, и нынешняя позиция – это не только ностальгия по совместному прошлому, но и понимание очевидного факта: без расширения поддержки со стороны России эти страны едва ли смогут выйти из социально-экономического тупика.

Впрочем, не только старшее и среднее поколение, но и молодежь смотрит на Россию с надеждой. 

В нынешних условиях трудовая миграция в крупные российские города – это едва ли не единственная возможность повысить свой социальный статус. Пусть даже работать приходится за сравнительно небольшую зарплату в сфере ЖКХ или услуг. Все равно, работы для молодежи в Центральной Азии практически нет.

Так, средняя зарплата в Киргизии составляет около 140 долл., тогда как в России неквалифицированные рабочие-киргизы могут зарабатывать 300-400 долл., а квалифицированные – до 1 тыс. долл. в месяц. То же самое можно сказать и в отношении таджикских рабочих.

Россия в информационном пространстве региона

В Казахстане официальные СМИ в какой-то мере содействуют поддержанию позитивного образа, акцентируя внимание на «стратегическом партнерстве с Москвой». Союзнический характер российско-казахстанских отношений подчеркивают программы телеканалов «Хабар», «Казахстан», материалы информагентства «Казинформ», газет: «Казахстанская правда», «Литер» и т.д. На законодательном уровне за русским языком закреплен статус официального. Кроме того, в Казахстане сохраняется достаточно серьезное влияние российского информационного поля, как на телевидении (Первый канал, Первый канал-Евразия, канал «Россия», ТНТ и т.д.), так и в сегменте печатных изданий («Известия-Казахстан», «Новая газета-Казахстан» и др.), особенно это касается приграничных районов.

В цивилизационном плане между двумя странами по-прежнему много общего, что проявляется не только через призму общего советского прошлого. Это касается, в том числе, социо-культурной близости. Хотя по сравнению с 1990-ми годами многие линии гуманитарных коммуникаций заметно ослабли, особенно в сфере образования.

В то же время, национал-патриоты утверждают, что движение к Евразийскому экономическому союзу – это путь, который неизбежно приведет к утрате национального суверенитета (национальных традиций; языка) возрождению Советского Союза и, в конечном счете, к включению Казахстана в «российскую неоимперию».

Много критических или даже резко негативных публикаций о современной России присутствует на страницах оппозиционных изданий, например, в газете «Республика».

80% казахстанцев, выступающих в поддержку евразийской интеграции, по большому счету, выступают за углубление сотрудничества с Россией, а к идее экономического союза относятся «позитивно-равнодушно», поскольку плоды интеграции пока еще нельзя ощутить, они просматриваются преимущественно на уровне макроэкономических показателей.

Правда, только 41% и 32% молодых граждан Киргизии и Казахстана заявили о своем желании обучаться на постсоветском пространстве, прежде всего, в России. В сфере образования конкуренция становится все более жесткой, а отечественные вузы далеко не всегда могут мобилизовать собственные преимущества, вступая в заочный спор с турецкими, китайскими или западными учебными заведениями.

Роль диаспоральных структур

Относительно слабое влияние на формирование образа России в этих странах оказывают диаспоральные структуры. Проблема в их аморфности и отсутствии внутреннего единства. К тому же отток русского населения из региона в 1990-е годы также оказал серьезное влияние на ослабление линий притяжения с Россией.

В 1991-1999 гг. миграционная убыль Центральной Азии в обмене с Россией составила 2,6 млн. человек, три четверти которых были славяне, в том числе две трети – русские. В 1989-1999 гг. численность русских в Казахстане уменьшилась с 6,1 до 4,5 млн. (на 26%), в Узбекистане – с 1,6 до 1,2 млн. (на 27%), в Киргизии – с 917 до 603 тыс. (на 34,2%.), а в пережившем гражданскую войну Таджикистане – с 388,5 до 68,2 тыс. (в 5,7 раза).

Особый случай – Туркменистан, где в условиях крайне авторитарного режима практически отсутствует достоверная демографическая статистика. По официальным данным, к 1995 г. количество русских здесь сократилось с 334 до 299 тыс., а к началу 2001 г., – до 100-120 тыс. человек (в 2,5-3,0 раза).

Удельный вес русских в населении Казахстана за тот же период сократился с 37,4% до 30%, Киргизии – с 21,5 до 12,5%., Узбекистана – с 8,3 до 5%, Таджикистана – с 7,6 до 1,1%, а Туркменистана – с 9,5 до 2%.

Отношение к России в Таджикистане в целом положительное. Но и в этой стране присутствуют те же страхи и фобии как в отношении политики Москвы в регионе, так и в отношении судьбы многочисленных трудовых мигрантов из Таджикистана.

Намного сложнее говорить о каком-то целостном восприятии образа России в Узбекистане и Туркменистане. Политика официального Ашхабада с момента распада СССР была проникнута идеями изоляционизма, что привело к расхождению не только на государственном уровне, но и на уровне обществ двух стран. Подавляющее большинство туркмен никогда не бывали в России, а информация о нашей стране носит крайне общий характер.

К тому же значительную роль играет жесточайший контроль над информационным полем, который осуществляет официальный Ашхабад. Большинство жителей страны не имеют ни малейшего представления о том, что происходит за пределами Туркменистана, в том числе в России.

Узбекистан является второй по численности русских страной Центрально-Азиатского региона. В 2000 г. численность русского населения в республике оценивалась в 1,2 млн. человек, хотя уже тогда эта цифра вызывала сомнения. По некоторым оценкам, в Узбекистане сегодня осталось не более 500 тыс. восточных славян, численность которых по сравнению с 1989 г. (1,8 млн.) сократилась почти в 4 раза. Значительная часть русских в Узбекистане принадлежит к технической и гуманитарной интеллигенции. Однако достаточно жесткий контроль со стороны властей страны также ограничивает поле коммуникаций с Россией.

Все отчетливее проявляются расхождения в оценке общего исторического прошлого и перспектив сотрудничества в будущем.

Образ страны и проблемы «мягкой силы»

Небольшие, но многочисленные западные НПО работают в Таджикистане и Киргизии непосредственно в регионах, реализуя конкретные проекты для населения – компьютерной грамотности, правовой поддержки и др.

Проблемы российского влияния в Центрально-Азиатском регионе во многом связаны с тем, что на протяжении долгого времени Кремль уделял явно недостаточное внимание механизмам т.н. «мягкой силы». В странах региона (кроме Туркмении и Узбекистана) действует несколько тысяч представительств иностранных фондов и неправительственных организаций, через которые осуществляются грантовые образовательные программы (USAID, Фонд Сороса, Фонд Конрада Аденауэра и т.д.). Российское образование заметно уступает свои позиции, в особенности на фоне продвижения в регионе западных образовательных структур.

Помимо грантовых программ, осуществляемых через западные фонды, в странах региона открываются такие учреждения, как Американский университет в Центральной Азии. Большой популярностью в Киргизии и Казахстане пользуется сеть турецких лицеев и университетов. Укрепление позиций западного и турецкого образования в регионе происходит на фоне снижения конкурентоспособности представительств российских вузов в Центральной Азии. Деятельность филиалов МГУ в Астане и Душанбе осложняет узость специализации и ограниченность финансирования.

Многие эксперты ставят под сомнение эффективность работы крупных российских гуманитарных корпораций – Россотрудничества и Фонда «Русский мир», которым в силу масштабности структуры и широкого диапазона решаемых задач, не достает мобильности и возможностей для работы с регионами и наиболее активной частью общества – молодежью. В отличие от этих крупных корпораций, небольшие, но многочисленные западные НПО работают в Таджикистане и Киргизии непосредственно в регионах, реализуя конкретные проекты для населения – компьютерной грамотности, правовой поддержки и др. Причем приоритетным направлением этой работы являются именно молодежные коммуникации.

В то же время с приходом нового руководства Россотрудничества и с ожидаемым увеличением бюджета этой организации  некоторые эксперты связывают надежды на активизацию работы по продвижению позитивного имиджа России в регионах СНГ, в том числе Центральной Азии.

Безусловно, по сравнению с 1990-ми годами российская политика в этом регионе носит более акцентированный характер в сфере экономики и безопасности. Однако контуры «образа страны», привлекательного для центрально-азиатских обществ, становятся все более размытыми. Фундамент общего советского прошлого разрушается, а новые «точки сборки» для поколения тех, кто родился после распада СССР, все еще не определены. От успеха этой миссии во многом и будет зависеть прочность позиций России в ЦАР через 15-20 лет.